Классика / Приключения 1 123 Мистраль - Уильям Фолкнер Мы поднялись на гору, в ветер. Над моим плечом, обгоняя нас, светящейся лентой летели искры Доновой сигареты: ветер, мистраль — черный, стылый, наполненный яростными ледяными пылинками, — дул в полную силу.
Классика 982 Развод в Неаполе - Уильям Фолкнер Мы сидели не на веранде, а в зале — Монктон, боцман, Карл, Джордж, я и женщины — три женщины в жалких побрякушках, из тех, кто знается с матросами и с кем знаются матросы. Мы говорили по-английски, а они не говорили совсем.
Классика 784 Каркассонн - Уильям Фолкнер А я верхом на кауром коньке, у которого глаза — как синие электрические вспышки, а грива — как мятущееся пламя, и он мчится галопом вверх по холму и дальше прямо в высокое небо мира.
Классика 991 Нога - Уильям Фолкнер 1914 год. Накануне Первой мировой войны два приятеля, англичанин Джордж и американец Дэви, во время катания на лодке по Темзе знакомятся с девушкой по имени Коринтия. Вскоре оба молодых человека оказываются на фронте, где Джорджа убивают, а Дэви после ранения ампутируют ногу. Разговаривая в бреду с товарищем, Дэви просит его найти отрезанную ногу и убить её…
Классика 940 По ту сторону - Уильям Фолкнер И теперь с тихим, слабым, приглушенным, деликатным звуком ушел свет, и в какой-то исчезающий миг на него повеяло зловещим, мрачным запахом погубленных цветов; и тут он осознал, что монотонно бубнящий голос затих. «В моем собственном доме, — подумал он, ожидая, когда исчезнет запах цветов, — а я так и не заметил, ни кто говорил, ни когда это кончилось».
Классика 887 Нагорная победа - Уильям Фолкнер Через окно хибары пятеро ее обитателей глядели, как конные тяжело подымались по грязной дороге и как остановились у ворот. Передний шел пешком, вел коня в поводу, низко надвинув широкополую шляпу, скрыв тело под серым поношенным зимним плащом, выпростав из-под плаща левую руку, держащую поводья.
Классика 1 151 Жила однажды королева - Уильям Фолкнер В доме остались только сестра первого Джона Сарториса Вирджиния — ей девяносто лет, и она живет в кресле на колесах у окна, выходящего в цветник, и Нарцисса, вдова молодого Баярда, со своим сыном. Вирджиния Дю Пре, последняя из каролинских Сарторисов, приехала в Миссисипи в 1869 году; она привезла с собою только то, что было на ней, да еще корзину, в которой лежало несколько цветных стеклышек из окна каролинского дома, несколько черенков и две бутылки портвейна.
Классика 746 Золотая земля - Уильям Фолкнер Край, земля, порождающая каждый год тысячу новых верований, панацей и лекарств, и ни единого недуга, на каком хотя бы изобличить их ложность, — под сенью золотых дней, не омраченных дождем иль непогодой, неизменных, однообразных, прекрасных дней без конца, бессчетно выплывающих из безмятежного прошлого, бесконечно уходящих в безмятежное будущее
Классика 1 144 Брошь - Уильям Фолкнер Как и твой отец, ты, по-видимому, не можешь с ними жить, ни с той, ни с этой, но, в отличие от отца, ты и без них не можешь
Классика / Юмор, сатира 933 Моя бабушка Миллард. Генерал Бедфорд Форрест и битва при Угонном ручье - Уильям Фолкнер Тут она произнесла это сама, поглядев мне прямо в лицо и выпрямившись, произнесла это дважды, чтобы ее правильно поняли: Приехать домой и выдать эту чертову девицу замуж!
Классика 890 Брошь Как и твой отец, ты, по-видимому, не можешь с ними жить, ни с той, ни с этой, но, в отличие от отца, ты и без них не можешь.
Классика 790 Писатель у себя дома - Уильям Фолкнер Порой, как подумаешь, что поэтов, художников и им подобных заставляют платить налоги, которые якобы свидетельствуют, что человек свободен, достиг совершеннолетия и способен обеспечить себя в условиях ожесточенной конкуренции, — начинает казаться, будто деньги у таких людей изымаются обманным путем.
Классика 809 Доктор Мартино - Уильям Фолкнер Самое главное на свете-быть живым, жить, знать, что живешь.Бояться чего то-это значит знать, что живешь, это жизнь, но бояться сделать чего боишься-это смерть.
Классика 885 Пенсильванский вокзал - Уильям Фолкнер Они словно принесли с собой запах снега, который валил на Седьмой авеню. А может быть, запах этот принесли другие, те, что зашли раньше, накопив его в легких, и дыхание их наводнило все пространство под арками стылым туманом, неистребимой, затхлой мутью, которая могла бы, казалось, пронизать насквозь саму бесконечность. От холода сомкнутые ряды освещенных витрин недвижно и бессонно блестели, как блестят глаза у людей, когда они злоупотребляют крепчайшим кофе и бодрствуют ночь напролет у гроба
